– Мы ничего не ломали! – закричала Мари. – У мамы есть ключ.

– Это квартира ее подруги, – подхватил Роже, – она уехала отдыхать и разрешила нам тут пожить.

Николя поднял бровь:

– Интересно!

– Удивительно! – добавила я. – Зачем переселяться в бедный район Парижа? У вас же квартира у метро Одеон.

– Там потолок протек, – солгала Лоретта, – электричество закоротило. Ремонт надо делать.

– Отчего бы вам не отправиться к Елене Ив? – спросила я. – Всего в пятидесяти километрах от Парижа у вашей матери просторный дом с садом, там определенно лучше, чем здесь.

– Да уж, – поморщился Николя, – здесь не очень уютно, квартира тесная, район неспокойный, и отчего только Людмила тут поселилась?

– Почему вы у меня об этом спрашиваете? – огрызнулась Лоретта. – У Бритвиной поинтересуйтесь.

– Не получится, – сказала я, – вы же знаете, что она умерла. Да, кстати, когда Мила вам ключи от квартирки вручила? Предполагаю, что все-таки до своей смерти.

– Мама, о чем она говорит? – повысила голос Мари.

– А ну тихо! – шикнула Лоретта. – Тут стены тонкие, а у соседей уши длинные. Роже, сходи в спальню, принеси мне шаль, она лежит на кровати, замерзла я.

– Ты что, в квартире жарко! – привычно заспорила с матерью Мари.

Роже недоуменно заморгал.

– Дорогой, – почти по слогам произнесла Лоретта, – ступай в мою комнату, посмотри на кровать. Там шаль! Шаль! Она мне нужна! Принеси! Ты понял, а?

– А-а-а, – протянул парень, – платок! Конечно! Сейчас!

Я развернулась и бросилась в недра апартаментов.

– Стой! Туда нельзя! – завопила Лоретта. – Это полицейский произвол!

Но я, не обращая внимания на истерику мадам Эвиар, бежала по коридору, открыла дверь в одну комнату – в ней никого, а вот во второй… Я увидела скудную обстановку и спящего на кровати мужчину.

– Однако у парня крепкие нервы, – позавидовал Николя, входя следом за мной. – Дрыхнет без задних ног, все ему нипочем, ни крик, ни шум не мешают.

Я потрясла человека за плечо.

– Ммм, – промычал тот, – дорогая, отстань!

– Она не отстанет, – усмехнулся Васкос. – Месье Эвиар, приветствую вас, я очень рад, что вы помирились с женой. Супруга простила вам незаконную связь с другой женщиной? Очень благородно с ее стороны.

Поль открыл глаза, заморгал, потом сел. Лоретта, тоже очутившаяся в комнатке, влепила Роже звонкую пощечину:

– Идиот!

– Что я сделал плохого? – вскрикнул юноша.

– Ты слишком медленно соображал, – пояснила я. – Мать надеялась, что, услышав про шаль, ты сразу смекнешь: раз в доме полиция, нужно растолкать отца, велеть ему спрятаться и сидеть тихо, пока флики [22] не уметутся.

– Что происходит? – растерянно спросил Поль.

– Это полицейские! – крикнула Лоретта.

Поль вскочил, потом опять сел на кровать.

– Удалите детей, – попросил Николя.

– Мы не уйдем! – заявила Мари.

Я посмотрела на Лоретту:

– Хотите, чтобы сын и дочь услышали наш разговор о Людмиле Бритвиной? Тогда начнем.

Мадам Эвиар молча подошла к шкафу, достала сумку, вытащила из нее ключи, пару купюр и протянула Мари:

– Езжай домой. Можешь пригласить в гости Шарля. Роже, отправляйся с сестрой. Даю честное слово, я потом все объясню, но сейчас вы тут лишние.

Сын и дочь не двинулись с места.

– Если будете присутствовать при беседе, то по окончании разговора придется задержать вас, и, вероятно, не на один день, – пригрозил Николя.

– Я подросток, – возразила Мари, – вы не имеете права и…

– Ошибочное мнение, – прервал ее Васкос. – В случае особо тяжких преступлений даже детей не оставляют на свободе. Да, ты попадешь в место, где держат малолетних преступников, но знаешь, там намного хуже, чем в Санте [23] .

Мари молча взяла связку и деньги.

– Мама ничего плохого не сделала, – попытался защитить Лоретту Роже.

– Ступайте прочь, – процедила мадам Эвиар.

Ребята переглянулись и вышли из комнаты, через пару минут раздался стук входной двери.

– Наверное, нам лучше переместиться в гостиную, – предложила я, – в спальне тесно и сильно пахнет лекарством. Госпожа Бритвина, похоже, принимала капли вроде валокордина.

– …! – выругалась Лоретта. – Все беды от нее!

– Да ну? – удивилась я. – А мне кажется, что семена ваших неприятностей были посеяны в тот день, когда Сергей Петрович Маковецкий вскрыл сундук, найденный в дымоходе Анри Гриньона.

– Он этого не делал! – взвилась Лоретта. – Отвяжитесь от моего брата, нас сто раз допрашивали и поняли, что ни он, ни я ни при чем. Мы гуляли в Версале!

– Давайте все же устроимся в гостиной, – предложил Николя, – и поговорим спокойно.

Поль встал и молча вышел из комнаты, жена покраснела и поспешила за ним.

Сев в кресло, Николя откашлялся:

– Прежде чем вы начнете отвечать на вопросы, хочется кое-что объяснить. Думаю, вы меня не помните, прошло много лет, я был тем молодым парнем, который постоянно носил кофе в комнату для допросов. Следователь Роже Барбье с вами разговаривал, а я молчал.

– Я не в состоянии помнить всех уборщиков и официантов, – огрызнулась Лоретта.

– Конечно, – неконфликтно согласился Васкос, – но сейчас главное, что я не забыл супругов Эвиар. У Барбье имелись сомнения в правдивости ваших слов, он бы докопался до сути, но Роже умер, дело передали Винсенту Клаверу, а у того болела дочь. Он думал только о ней, работал спустя рукава, не желал замечать кучу мелких нестыковок. Вам просто повезло, дело сдали в архив, и для вас все закончилось мирно. Но сейчас я вытащил бумаги и сдул с них пыль. Лоретта, вы сегодня ходили в кафе?

Мадам Эвиар изумилась:

– Какая вам разница?

– Просто ответьте, – потребовал Николя.

– Да, – пожала плечами Лоретта, – вместе с детьми.

– И что ели? – не успокаивался Васкос.

Мадам Эвиар начала вспоминать:

– Сын – ягненка с овощами, Мари – моцареллу с помидорами, Полю мы взяли домой пасту, я только воду пила.

– И сколько заплатили? – улыбнулся Николя.

– Чуть больше сорока евро с чаевыми. Да зачем вам это знать?! – взвилась Лоретта.

Васкос не обратил внимания на раздражение собеседницы.

– На чек можно взглянуть?

– У меня его нет! – фыркнула мадам Эвиар.

– Вы не взяли кассовый документ? – нарочито удивился Николя.

– Зачем он нужен? – еще сильнее разозлилась Лоретта.

Я поняла, куда клонит Николя, и вступила в разговор:

– Некоторые люди всегда прихватывают чеки, потом дома тщательно подсчитывают свои расходы, заносят их в тетрадку или звонят в банк, проверяют, правильную ли сумму со счета сняли.

Лоретта закатила глаза:

– О, святая Женевьева! Россия до сих пор живет в каменном веке? Мадам, во Франции давно существует услуга: вам на телефон приходит эсэмэс, там указано, какое количество евро где оставлено. Едва карту прокатают, как трубка пищит.

– Очень удобно, – кивнула я, – но не всегда же у вас имелась кредитка, было время, когда пластиковых карт не существовало. Да и сейчас еще кое-кто предпочитает наличку. Моя бабушка всегда собирала чеки и вклеивала их в тетрадь.

Глава 31

– Отец поступал точно так же, – неожиданно произнес Поль.

– Потому что он родился патологическим скупердяем! – зашипела жена. – Слава богу, я нормальная. Мне и в голову не придет коллекционировать бумажонки. Ты еще вспомни свою придурочную сестру, та вела альбом, вклеивала туда, как она говорила, «воспоминания о лучших моментах». Бог мой! Какая чушь! У нее там были билеты в кино и музеи, театральные программки, засушенные цветы! Кем надо быть, чтобы любоваться мусором? Хотя стоит ли удивляться? Обеспеченные мужчины дарят женщинам украшения, машины, квартиры, возят их на курорты. А Надин нравилась исключительно нищим, поэтому ей оставалось только проездному на автобус радоваться. Страшная она, глупая, с большими амбициями. Кому такое сокровище нужно?

вернуться

22

Флик – обидное прозвище французских полицейских, вроде нашего «мент» или «мусор».

вернуться

23

Санте – арестантский дом в Париже. У нас такие заведения называются следственными изоляторами.