– Не, – возразила глупышка, – в компе указан Весенний переулок, дом двенадцать, корпус шесть, квартира пятьдесят восемь. Ой! Тут вверху над списком указано: «Сведения о корреспондентах являются тайной издания. Строго запрещено сообщать их посторонним лицам!» Пожалуйста, забудьте, что я вам сказала.

– Не волнуйтесь, – успокоила я девушку, – уже ничегошеньки не помню.

В дверь квартиры Телегиной я позвонила, держа в руках большую коробку дорогих пирожных.

– Вам кого? – закричал из-за двери детский голос.

– Олесю, – ответила я, но бдительная малышка не спешила впускать незнакомку.

– Кто ее спрашивает?

– Дарья Васильева, – представилась я.

– Документы у вас есть? Паспорт покажите! – потребовал ребенок.

Я вытащила его из сумочки.

– Видишь?

– Нет, дверь закрыта.

– И как быть?

– Приоткрою щель, суньте туда паспорт.

– Ну ты даешь! Ладно, – засмеялась я.

Через пару минут дверь открылась, на пороге стояла крошечная девочка.

– Тебя как зовут? – улыбнулась я.

– Маша, – ответила она, отдавая мне паспорт.

– А у меня дочка Маша. Неужели ты читать умеешь?

Она кивнула:

– Да. И мама не разрешает чужих впускать, только с паспортом. Если человек его показывает, он хороший, не надо бояться.

– Интересная мысль, – сказала я. – Позови, пожалуйста, маму.

– Она на работе.

– Ты одна дома?

– Нет, с тетей Олесей.

– Здорово! Кликни ее.

Девочка показала пальцем на закрытую белую дверь:

– Она плохо ходит, лежит или сидит. Вон ее комната. Сейчас спрошу, можно туда или нет.

Я не успела никак отреагировать, Маша повернула ручку и скрылась за створкой.

– Идите сюда! – раздалось через пару мгновений из спальни.

Я вошла в небольшое помещение, почти все занятое кроватью, на которой полусидела растрепанная женщина.

– Вы кто? – поинтересовалась она.

– Дарья Васильева, – представилась я.

– Круто, – ухмыльнулась Олеся. – И зачем вы, Дарья Васильева, ко мне заявились?

Я протянула Маше, стоявшей на пороге, пакет:

– Можешь заварить чай? Положи пирожные на тарелку.

– Ага, – кивнула девочка и убежала.

– Давно ногу сломали? – поинтересовалась я.

– Десять дней назад, – вздохнула Телегина. – Глупо получилось, поскользнулась дома в ванной. Вылезла из душа, встала не на коврик, а на плитку, и плюхнулась. Хорошо хоть травма простая, без смещения, осколков и прочих радостей.

– И удачно, что беда с вами случилась летом, в мертвый для светской жизни сезон, – подхватила я, – все разлетелись отдыхать, до сентября в Москве будет тихо.

– Зато в Ницце и на побережьях Испании-Италии весело, – хмыкнула Олеся. – Я собиралась в Порте де Бразо, там в нынешнем сезоне самое веселье, но никуда не полечу из-за дурацкой лодыжки, чтоб ее оторвало.

– Если конечность оторвет, лучше вам точно не станет, – улыбнулась я.

Телегина рассмеялась:

– Согласна. Кто вы? Хотя я сама угадаю. На полицейскую не похожи, не из ДЭЗа, им ко мне заходить смысла нет, все оплачено. И не врач из районной поликлиники, те без вызова не явятся. И все перечисленные никогда не приволокут пирожные. Кто у нас остается? Представительница Голливуда, которая прилетела из США предложить мне главную роль в блокбастере? Уже горячо! Но нет! Думаю, ты журналистка, пишешь для «Сплетника» или «Болтуна». Чего надо, коллега? О чем у меня разузнать хочешь?

Я решила быть откровенной:

– Слышали про Луизу Маковецкую?

Олеся начала грызть ноготь указательного пальца.

– Не-а.

– Неужели? – усомнилась я. – Вашего мужа, Василия Кожина, уволили из-за того, что он проявил чудовищную бестактность по отношению к ее матери, Ангелине Валентиновне, из-за него та покончила с собой.

Глава 23

– А-а-а, – протянула Олеся, – помню, конечно, только фамилию тетки забыла. Не вчера это случилось.

– Вскоре после того, как Василия выгнали из полиции, он погиб в бане, – продолжала я. – Можете рассказать, как это произошло?

Олеся сложила руки на груди:

– Почему ты спрашиваешь? Только не ври!

– И не собиралась лгать, – ответила я. – Вы верно заметили, я не имею ничего общего с полицией, но кроме официальных сыскарей есть и частные детективы. Я не ваша коллега из «Сплетника», а сыщик.

– Интересненько, – протянула Олеся, – и почему же моя скромная персона привлекла внимание мисс Марпл?

Я потрогала свое лицо.

– Надеюсь, я не выгляжу как почтенная английская дама. Иначе меня съест жадность, я потратила кучу денег на дорогие кремы, а результата ноль.

– Что тебе от меня нужно? – вспылила Телегина. – Какого черта ты про Кожина вспомнила?

– Не могу ответить, все подробности являются тайной моего клиента, – спокойно произнесла я.

– Ну и вали отсюда, – фыркнула Телегина. – Полагаешь, ты нашла дуру, которая готова забесплатно соловьем разливаться? Решила, что я приду в восторг от дерьмовых пирожных и вывалю все, че тебе надо?

Я разыграла искреннее удивление:

– Почему бесплатно? Получите деньги за информацию. И если я распутаю клубок, расскажу вам всю историю в подробностях, гарантирую, тираж «Желтухи» рванет вверх, а вы получите отличный гонорар за эксклюзив.

– Скока сейчас дашь? – деловито осведомилась Олеся.

Я назвала сумму, радуясь своей предусмотрительности. Собираясь на встречу с Телегиной, я знала, что придется раскошелиться, и получила из банкомата побольше наличных.

– И че за цифра в графе «итого»? – нетерпеливо повторила Телегина.

Я озвучила сумму, Олеся расхохоталась:

– Зая! За ржавые копейки я тебе дорогу в ближайший супермаркет и то не покажу. Наверное, ты не поняла, с кем имеешь дело? Я ведущий репортер, скоро стану главным редактором, зарплата соответствующая. Понятно?

Если начинаешь торговаться с человеком, то странно обращаться к нему на «вы».

– Недавно я беседовала с Эдиком Справедливым, – промурлыкала я, – он, как ты, конечно, знаешь, ушел из «Желтухи».

– Эдьку выперли за пьянство, он алкоголик, – фыркнула Телегина, – мы с ним рядом не стояли.

– Справедливый сейчас пишет для «Нью-Йорк таймс», – продолжила я, – его собираются там начальником сделать.

– Думаешь, я брешу, как Эдик? – разозлилась Олеся. – Можешь проваливать, за жалкую подачку ничего не узнаешь.

– Ну, тогда эксклюзив о женщине, умершей на борту самолета, достанется другим, – вздохнула я. – И от души желаю тебе стать в «Желтухе» начальницей, тогда сможешь купить просторную квартиру, а не ютиться в комнате, где даже карликовому пуделю тесно.

– …! – выругалась Олеся.

– Лучше скажи, какое вознаграждение хочешь, – предложила я.

Телегина назвала цифру.

– Ты же не билет на полет до Марса продаешь! – возмутилась я.

Минут пятнадцать мы торговались, но потом договорились. Олеся взяла костыли, мы пошли на кухню, и она начала рассказ.

С Василием Олеся жила три года в гражданском браке. Поначалу полицейский нравился девушке, этакий веселый балбес, вечно готовый веселиться. Потом ей стало ясно, что любовник идиот.

– Меня раздражало, что он расти не хочет, сидит в отделении у пятой батареи, серьезных дел ему не поручают, – откровенничала Телегина. – Были, правда, и положительные моменты: Василий не пил, не курил, не жадничал, всегда был при деньгах. Месяца за три до его смерти меня как на качелях мотать стало. В понедельник еду на работу, думаю: «Все. Сегодня вечером соберу вещи и домой подамся. Надоел Кожин». После службы возвращаюсь в Химки, в голове другие мысли: «Васька оптимист, всегда растормошит, когда я в депресняке, ни из чего проблем не делает, живем весело. Чего еще надо?» Потом он умер, и мне так плохо стало! Лучше б от него раньше ушла, переживаний меньше, бывшего не так жаль.

– Что случилось с Василием? – спросила я.

– Они с Алексеем Рощиным поехали к нему на дачу, – завела Олеся. – Лето стояло, погода хорошая, вот парнишки и решили шашлычок организовать.